ВОСТОК СИБИРИ: Хрупкость полевых планов
Джонатан Слат, WCS (Общество сохранения диких животных)
[Это 13-я часть из серии рассказов “Восток Сибири”, в которых Джонатан Слэт, из WCS рассказывает о филинах, тиграх и полевой работе на Дальнем Востоке России]
Когда наш грузовик провалился
под лед на реке Фунтовка, это практически поставило под угрозу наши полевые
работы в 2012 г. Река была не особо
глубокой, в том месте может чуть более метра, но участок открытой воды стал
серьезным препятствием для транспорта остальных участников нашей группы –
пикапа и снегохода. Грузовик – огромный КамАЗ – сдал назад и выбрался на берег
под пронзительный скрежет металла, ломающего лед. Оторванный бампер и
раздавленные фары медленно уплывали в талой воде вниз по течению.
Уже почти стемнело, мы провели в дороге целый день. Поверженные, мы
повернули обратно, нашли небольшой, закрытый от ветра участок, очистили его от
снега и разбили лагерь. У нас было все, что нужно, чтобы вести здесь зимние
полевые работы в течение месяца: мешки с рисом, картошка, макароны и тушенка. В
реке была вода и рыба. Отсюда до реки Угольной было чуть больше 60 км на запад,
именно там находились маршруты, которые мы планировали ежедневно обследовать и
учитывать свежие следы оленей и кабанов, чтобы оценить их численность.
Первоначально мы планировали разбить лагерь в центре нашей территории
исследований, проехав по этой старой лесовозной дороге еще около 30 км, и
оттуда каждый день ездить на пикапе или снегоходе на маршруты. Однако сейчас,
пробив полынью в Фунтовке, мы отрезали себе путь вперед.
Никакой транспорт не смог бы пересечь реку, пока она снова не замерзнет, а
на то, чтобы лед выдержал вес КамАЗа потребуется, возможно, больше времени, чем
у нас есть в запасе. Подбросив дров в печку в кунге КамАЗа, мы отправились
спать. Я беспокоился о том, что нам делать завтра утром.
Когда мы проснулись, вокруг мела метель. К лагерю подошли двое мужчин. До
ближайшего поселка было километров 80 и два горных перевала, поэтому их
появление было неожиданным. Это были охотники, их машина застряла в Фунтовке, и
им нужна была наша помощь, чтобы вытащить ее на берег.
Мы подъехали к реке на пикапе, поднимающем вихри снега, и увидели продавленную
во льду полосу талой открытой воды, которая шла от дальнего берега там же, где
вчера вечером ехал наш КамАЗ. В конце
этой полыньи передом к нам печально стоял джип Тойота Лендкрузер, неуклюже
уперевшись носом в уцелевшую кромку твердого льда.
Беспомощная машина была всего в нескольких метрах от берега, когда
двигатель, по всей видимости, залило водой, и он заглох. Лэндкрузер стоял в
реке, укрытый снежной шапкой, бессильный и безмолвный, и воды Фунтовки омывали
его со всех сторон.
«Не понимаю, - сказал один из охотников, - мы переезжали через реку вчера,
и лёд был нормальный. Когда мы возвращались перед рассветом этим утром, мы
почти сразу провалились. Изо всех сил мы пробивались к берегу, но выехать не
смогли». Я молча перегнулся с коллегами. Когда эти двое пытались переехать
реку, лед, вероятно, только начал подмерзать после того, как наш КамАЗ проломил
его. Вокруг было темно и все укрыто свежим снегом, поэтому охотники и не
заподозрили, что лед может быть сломан. Мне показалось не очень уместным
упоминать о нашей роли в их затруднительной ситуации, поэтому об этом моменте я
промолчал.
Мы подогнали пикап к краю полыньи и размотали трос лебедки, конец которого
один из охотников, тот, что помоложе, прикрепил к переднему бамперу
Лэндкрузера, запрыгнув на него с берега. Следующие полчаса под мокрым тяжелым
снегопадом мы тащили машину лебедкой, ругались, и подкапывали снег лопатой.
После того, как Лэндкрузер с тяжелым скрипом вскарабкался на берег с
помощью туго натянутого троса лебедки, кто-то заметил, что передний мост у него
оторвало – этот переезд через реку был для него последним.
Задача по освобождению из ледяного плена превратилась в задачу по спасению имущества.
Когда Лэндкрузер окончательно вытащили, охотники без лишних эмоций забрали из
него все, что можно, и бросили его на том же месте. Они поблагодарили нас за
помощь и двинулись в сторону поселка.
Вернувшись в лагерь, я задумался о том, как добираться до места наших
полевых работ. Я сразу понял, что добраться до наших самых дальних маршрутов
вряд ли получится, потому что как ни крути, а пройти почти 130 км пешком
невозможно.
Мы сосредоточили свои работы на ближних участках, и в течение следующих
нескольких недель преодолевали до 50 км в день по снегу. Наша группа выходила
на маршрут каждое утро в предрассветной темноте, переходила через Фунтовку по
бревну, шла по маршруту весь день, собирала данные и возвращалась в лагерь
после заката. Косули, изюбри и кабаны разбегались, когда мы с хрустом
проваливались в снег. Один кабан – огромный самец с клыками размером с лезвие
косы – не бросился от нас как остальные, а невозмутимо рассматривал меня,
проходящего мимо.
Другим предметом, который также оставался на своем месте до конца, был
брошенный Лэндкрузер — каждое утро и вечер он приветствовал нас как суровый памятник
и постоянное напоминание о хрупкости полевых планов, и о том, что в этом
динамичном ландшафте нужно быть гибким.